Знакомые каждому слова, которые в Древней Руси значили совершенно другое Составил Дмитрий Сичинава Бумажникъ. Слово это не раз встречается в древнерусских источниках и означает «хлопчатобумажный войлок» или «тюфяк на вате». По-видимому, бумага — заимствование из позднелатинского bombacium, «хлопок». Бумага, на которой пишут, появилась на Руси только в XV веке и быстро вытеснила бересту и пергамен. А бумага в смысле «документ» и бумажник как место хранения документов (а также «бумажек», денег) — явление еще гораздо более позднее. Жиръ. Это слово связано со словом жить (так же, как пир с пить) и означало «нажитое, богатство, изобилие, избыток, роскошь». Жировой слой организма тогда назывался тукъ (ср.: тучный). Слово жиръ носило положительную окраску и считалось хорошим предзнаменованием для ребенка — многие древнерусские имена содержат этот корень: Жирослав, Жировит, Домажир, Нажир, Жирочка... В «Слове о полку Игореве» Игорь «погружает» жиръ, то есть русское богатство, на дно половецкой реки Каялы. Следы этого значения остались в поговорке «Не до жиру (т. е. не до роскоши), быть бы живу». Сейчас слово «жир» окрашено скорее отрицательно. Показательно, как Мандельштам обыграл взятое им из «Слова» сочетание печаль жирна (где это значит просто «обильна»): «О боже, как жирны и синеглазы // Стрекозы смерти, как лазурь черна...», потом «жирными, как черви», станут у него пальцы Сталина. Задница. У слов передьнии и задьнии в древнерусском языке были метафорические значения, связанные с временем. Обычно передним считалось «предстоящее», а задним оставшееся «позади», но бывало, что и наоборот (например, слово «прежний» тоже связано с «передний»). Задницей называлось то, что осталось после человека на будущее, — наследство. Это характерней­ший славянский социальный термин, много раз упоминающийся в Русской Правде. Там есть и такой заголовок: «А се о задницѣ». «Аже братья ростяжються передъ княземь о задницю» — «если братья будут вести тяжбу перед князем о наследстве». А земля, не доставшаяся никому по наследству (выморочная), называлась «беззадщина». Историки иногда стыдливо ставят ударение задни́ца, хотя акцентология однозначно свидетельствует, что и тысячу лет назад ударение было на первом слоге. Здоровый (сдоровъ, сторовъ). В древности это слово, означающее этимологически «из хорошего дерева», означало «благополучный», «успешный», входило в состав устойчивого сочетания здоровъ добръ (ср.: подобру-поздорову). Например, в Новгородской четвертой летописи (в статье 1292 года) есть такой поразительный пример: и приидоша вси здорови, но ранени, а Иванъ Клекачевичь привезенъ преставися с тои раны. Даже смертельно раненный воин может быть «здоровым» — ведь он выиграл битву! Принимать (приимати). У этого слова в древнерусском было много значений, причем оно, как и упомянутые выше слова «передний» и «задний», могло значить противоположные вещи: как собственно «принимать» (гостеприимно), так и, наоборот, «арестовывать». Впрочем, в последнее время такое жаргонное значение появилось опять: «ребят приняли» можно услышать и в современном бандитском фильме. В «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия, переведенной, возможно, на Руси, утверждается, что один персонаж «лучших» людей «принимал», а «злых» тоже «принимал». В греческом тексте этой фразы нет. Если текст не испорчен, то это свидетельство того, как русские люди могли легко понимать слово в разных значениях в одинаковом контексте (и, вероятно, каламбурить). Присягнуть (присягнути). Голландский исследователь Де-Влаам видел в берестяной грамоте № 724 XII века (где начальник отряда жалуется, что «осмь», то есть восьмерка воинов, «высягла») антоним к присягнути, то есть «воины сложили присягу». Версия красивая и идеально подходящая к контексту, но неверная. В древнерусском языке слово присягнути могло значить только «прикоснуться», «дотронуться» (ср.: осязание, досягать). Новое значение «поклясться (в верности)» появилось у него только в XVI веке под влиянием польского przysięgać. Убить (убити). Раньше это слово могло значить не только «убить до смерти», но и «поколотить». Одно из самых жутких дошедших до нас берестяных писем — послание «с плачем» от женщины к влиятельному родственнику: «Избил (убиле) меня пасынок и выгнал со двора. Велишь ли мне ехать в город? Или сам поезжай сюда. Я избита (убита есьмъ)». Хотеть (хотѣти). Раньше это слово было, в частности, вспомогательным глаголом, обозначающим будущее время (конструкции «буду делать» еще не было) или что-то неотвратимое. «Хотеть» можно было довольно необычных вещей. В «Повести временных лет» (статья 997 года) осажденные горожане жалуются: се уже хочемъ померети отъ глада, а отъ князя помочи нѣту. Умереть от голода они, конечно же, не хотят, просто говорят, что это вот-вот произойдет, если ничего не поменяется. Целовать (цѣловати). Наши далекие предки не обязательно имели в виду лобзание (прикосновения губ) — слово это означало «приветствовать» (буквально «желать быть целым») и носило, вероятно, даже несколько литературный оттенок. В найденной в прошлом году грамоте купец обсуждает с компаньоном возможные убытки: «А если испортишь товар, пусть будет ни тебе, ни мне. И целую тебя», то есть, конечно же, просто «приветствую». Было слово «целовь» (цѣлъвь), «приветствие», которое тоже один раз встретилось в начале письма. Были определенные контексты, в которых этот глагол подразумевал физический контакт, — это те, где речь идет о приложении к кресту и иконам, особенно в знак клятвы (на страницах летописей князья постоянно «целуют» крест или Богородицу, клянясь соблюдать договор, а потом нередко «целование» нарушают). Но и здесь это производная от основного значения — "поклоняться, чтить".